– Это что же у вас, продается? – ошарашено спросили мы у
продавщицы.
– Продается, но дорого, – меланхолично ответила она.
– И покупают?!!
– Покупают. Недавно один мужчина для каминного зала сразу три
картины купил.
– А что за художник?
– Владимир Никифорович Кудояр – слыхали, наверное. Он у нас в
Дарзини живет. А картины нам повесил не столько для продажи,
сколько для красоты. Пусть, говорит, люди смотрят и
облагораживаются. Может, кто-то на пол бумажку постыдится
бросить.
Владимир Кудояр! О художнике, который расписывал
Христорождественский собор, об устроенном им на берегу Даугавы
парке не писал только ленивый. Но раз уж представился случай,
надо познакомиться.
Поплутав по линиям-улицам, разыскали нужный участок. В том, что
он принадлежит творческой натуре, не было сомнений. Соседние
сады прячутся за высокими оградами, иные для пущей
непроницаемости обложены рубероидом. И вдруг – чудо! – перед
прохожим предстает английский ландшафтный парк в миниатюре:
стройные березки посреди зарослей папоротника, гигантский валун
на изумрудном склоне, грот на берегу сонного пруда, нависающие
над водой желтые цветки лилейника…
Навстречу нам вышел хозяин. Этакий старичок-лесовичок. Седая
борода, защитная рубаха, обтрепанные рабочие брюки, спортивная
кепка. Владимир Никифорович, которого мы, кажется, разбудили, не
выказал ни удивления, ни раздражения по поводу явления нежданных
гостей. Вынес нам табуретки и усадил у входа в грот, в
прохладной полутьме которого светилось обнаженное женское тело –
поясная копия Венеры Милосской.
Мы выражаем восторг рукотворной красоте. “Когда нарезали
участки, я нарочно попросил откос. Меня жалели: придется, мол,
бульдозер нанимать и выравнивать”. Ничего ровнять он не стал.
Человек, лишенный воображения, не видит гармонии естественных
линий. А художник добавит несколько штрихов – и она откроется во
всем блеске.
Страсть создавать пленительные ландшафты Владимир Никифорович
унаследовал от отца-садовника. “Что с двух до пяти в тебе
посеяно, то через годы прорастет”, – философски изрекает он.
Мы щуримся от солнечных бликов на воде, в которой дерутся за
хлебные крошки карасики. Владимир Никифорович крошит им белую
булку, потом закуривает и вздыхает, но не горестно: “У меня тут
еще были декоративные оранжевые рыбки. Да всех переловили”.
Этот чудак живет в Дарзини белой вороной. Все у него не как у
людей. Забора нет, вместо яблонь – березы, вместо сторожевого
пса – рыбки. Нормальные люди в имущество деньги вкладывают,
всяким добром прирастают, а он всю жизнь тратил немалые гонорары
на устройство общественного парка на месте строительной свалки.
Соседи возятся на грядках, а этот каждое утро на рассвете ходит
собирать пустые пластиковые бутылки и всякую дрянь, которую за
день неряхи успевают набросать в живописное озерцо с
искусственным островом.
– Люди встанут утречком, а в парке уже все чисто. Они думают,
что так оно и было, – посмеивается Владимир Никифорович.
Но само ничего не делается. Все эти поэтические каменные
лавочки, мощенные колотым мрамором дорожки, альпийские горки,
кусты сочной хосты и белые лилии в пруду – все это дело
мозолистых рук художника, которому уже исполнилось – шутка ли! –
74 года. Тридцать лет из них он безвылазно живет в Дарзини, день
за днем все прихорашивая некогда изувеченную землю…
Нельзя сказать, чтобы соседи одобряли его блажь. Их можно
понять – они бегут в свои садики от беспокойного рода
человеческого, укрываются за плотными изгородями от досужего
любопытства и наружной суеты, а тут на тебе – горластые гуляки,
которые любят пикничок разложить на лоне окультуренной природы,
музычку врубить погромче…
Кудояр, он человек, как бы это сказать… преждевременный, что
ли. Или, наоборот, ветхозаветный. Идеалист. И принципы у него
какие-то старомодные. “Кто, если не я, когда, если не сегодня”,
“Мы все берем от природы, а надо и отдавать ей”, “Каждый человек
после себя что-то должен оставить”… Чудной старик. А вот так
бы и сидела на его табуреточке и слушала бы простые, но
преданные нами истины, примеряла стариковские присказки на себя:
а я-то что? а что после меня?..
Иногда меня посещает странная мысль. Если бы люди осознали, что
все они по разительной случайности (или, напротив, совсем не
случайно) оказались, в сущности, на краткий миг все вместе на
этой планете и что нам суждено однажды расстаться навсегда,
может, мы были бы бережнее друг к другу, к земле, на которой
живем? Вот Кудояр, похоже, о кратковременности всего сущего
помнит постоянно.
Иначе, зачем бы он громоздил в своем английском саду элегическую
гранитную плиту – надгробие, под которым никто не покоится?
“Memento mori! – поднимает палец художник. – Помни о смерти! А
богиня любви в гроте – напоминание о жизни”. И посмеивается в
бороду.
Художник ближе к Вечности, чем кто-либо. Он в вечной погоне за
мгновением, пытаясь остановить его кончиком кисти. За свою жизнь
Кудояр кого только не увековечил – писал портреты членов
политбюро, лица детей и старух, архиереев и нуворишей, юных дев
и “крутых”…
Одних – вспоминает с добродушной улыбкой, других – с непрошеной
стариковской слезой. Все люди… “Он мне говорит: Владимир
Никифорович, вы мне часы-то покрупнее нарисуйте – они полторы
тысячи долларов стоят”, – с незлобивой усмешкой рассказывает
Кудояр про заказчика из новых. А когда вспоминает о девочке,
ангельское личико которой он поместил в окружение Христа, то
голос его предательски срывается: “Нет ее уже на свете, она в 16
лет от малокровия умерла”.
Вот девочка ушла, а все же и осталась с нами – в одной из
расписанных Кудояром православных церквей. Спасибо художнику.
Memento mori!
Кудояр – имя легендарное, разбойное. У Владимира Никифоровича в
поселке, тоже своя легенда. Ходят слухи, что ему
покровительствует братва. На чем основан такой слух, не очень
понятно. Может, на том, что Кудояр слишком вольно ведет себя c
крутошеими ребятами. Шесть раз дрался! Последний раз дело было
так: один такой бритоголовый подъехал на навороченной тачке к
поселковому пруду, устроился со снастями на бережку. Владимир
Никифорович, видя такое дело, заругался: “Ты знаешь, что по
закону в городских водоемах не то, что рыбу ловить – к берегу
подходить ближе 10 метров нельзя!” Браток, конечно, послал деда
куда подальше.
“Тогда я подошел сзади и как наподдам ему – он в воду и
плюхнулся! Вылезает, вода с него течет, ну, думаю, сейчас они
меня отмутузят. А он только крякнул: “Ну ты, дед, совсем
охренел! (только покрепче выражение было.) Смотал удочки, сел в
машину и уехал”, – Кудояр опять прячет добродушную усмешку в
бороду.
Двое парнишек лет четырнадцати вежливо окликают нашего
собеседника, о чем-то недолго с ним совещаются и исчезают.
“Интересовались, надо ли помочь”, – поясняет Владимир
Никифорович. – Я их послал мусор в парке собирать. А что вы
хотите, – отвечает художник на мое немое удивление. – Немножко я
их тут все-таки воспитал…”
Насчет воспитания – вопрос тяжелый. Кудояр непрерывно воюет с
вандалами, которые оставляют после себя объедки и пластик,
норовят выкопать декоративные растения, которые он самолично
покупал и высаживал. “Гадить – это ведь от слова гад. Если ты
гадишь, то ты кто есть? Гад! Латышам сделаешь замечание – они
ничего, промолчат, а то и извинятся. А свой брат, русский, матом
обложит, – художник обиженно замолкает. Но через секунду опять
расплывается в улыбке: – Но уж если кто когда и помогал деньгами
– так только русские”.
Не спеша идем к парку, где мальчишки и в самом деле собирают в
кучку сорные бумажки.
“Вот этот камень я сюда на самосвале за 30 рублей привез, когда
ГЭС строили, – Владимир Никифорович любовно похлопывает
живописную глыбу. – Мне одна женщина говорит, что он живой:
утром руку на нем подержит – и давление весь день в норме”.
Мы с коллегой прикасаемся к раскаленному боку камня. Ну, теперь
можно прощаться. Заряд бодрости получили – на неделю. Владимир
Никифорович идет нас провожать на автобус. “Я в Латвию-то после
войны приехал. Типичный оккупант. У нас в семье четыре врача,
юрист, финансовый работник, священник – и ни одного бродяги или
пьяницы. Считаю, что Латвию наш род не осрамил”.
В этом нет сомнений, Владимир Никифорович!
Наталья СЕВИДОВА
Підписуйтесь на Telegram-канал “Новини АТН”