Олег СИЛОВ
Забегу вперед: под конец поездки ваш корреспондент не только научился выживанию, но и пришел к твердому выводу, что русские России и русские Латвии – это уже совсем разные люди. И что еще неизвестно, кто из нас счастливее… Но поначалу мне было не до того.
Поясню ситуацию: в Москве ваш корреспондент до этого был только однажды, в середине девяностых. Родных и знакомых у меня там нет. Навыков автостопа и “вписки в адреса” – никаких.
Вообще-то, еще собираясь в тур, я предполагал, что окажусь отчасти в роли Николаса Фандорина из акунинского романа “Алтын-Толобас” (напомню: этот симпатичный заграничный русский прибывает на историческую родину и оказывается совершенно неприспособлен к настоящим русским реалиям). Но вот что воспроизведение сюжета будет таким буквальным – я не ожидал. У Фандорина ведь тоже деньги пропали. И, кстати, в поезде Рига – Москва…
И вот я стою на Рижском вокзале. Денег по-прежнему 12 сантимов (чаю в поезде попить не удалось, он стоит 25). Ни проехать в метро, ни купить телекарточку возможности нет. Из имущества – только рюкзак с кроссовками и курткой, на случай плохой погоды.
В Лондоне, Париже или Берлине выход был бы один – идти сдаваться в полицию, которая, возможно, предоставит мне крышу на выходные и подкинет до посольства в понедельник. Но в Москве я сначала решил все же попробовать обойтись помощью простых граждан.
“Как пройти в Староколпакский переулок?”
Начал я скромно: выпросил стакан чая у работников вокзального кафе. Мне дали.
После этого в голове нарисовался простой план: добраться до международного телефона, дозвониться до кого-нибудь в Риге – и пусть мне переведут денег через “Вестерн Юнион” (паспорт, к счастью, сохранился в кармане куртки).
Первая попытка пробиться к телефону (неудачная) была совершена прямо на вокзале. Мне сообщили, что без санкции начальства до международки не допустят. А начальство удалилось праздновать “майские” и числа до 10-го вряд ли появится. Но если я хочу, могу переночевать в пустом вагоне под залог паспорта.
– А до латвийского посольства далеко? – спросил я, решив оставить “вагонный” вариант про запас.
– Да нет. Это на Чистых Прудах. Если там, конечно, есть кто-то.
– А если пешком? – уточнил я.
– А зачем пешком-то? Что, денег нет? Так это мелочи. Вон сколько троллейбусов и автобусов без кондукторов ездит…
“Это ты, что ли, Масяня?”
Естественно, на Чистые Пруды я не попал. Сначала, запутавшись, угодил в Марьину Рощу, а оттуда неожиданно приехал к Арбату.
На Арбате я три раза прошелся туда и обратно (очень хотелось есть и пить, но я держался). Наконец привалился посидеть у размалеванной разноцветными красками стенки между несколькими
тинейджерами запущенного вида. И внезапно обнаружил, что сижу у знаменитой Стены Цоя, а тинейджеры, судя по всему, – очередное поколение “цоистов”.
Я ввязался в разговор. Выяснилось, что цоисты сегодня – отчасти дети зажиточных родителей, отчасти – работники московских интернет-контор. Средний возраст “хакеров” – 18 – 19 лет.
Леша и Леня (по жизни – администраторы из интернет-кафе) долго расспрашивали меня, как выглядит место гибели Цоя под Слокой. Я
дипломатично изложил им свою проблему: денег нет, обратный билет только через два дня, как жить – непонятно… Админы начали надо
мной смеяться и показывать пальцами на тусующихся:
– Вон тот пацан из Новосиба две недели как приехал стопом, живет на халяву. А вон та мелкая вообще месяц тусуется – и не умирает… Это же Москва. Это тебе не Рига какая-нибудь. На ночь
можешь у нас в кафе вписаться. Кофе на халяву, чего еще надо?
Понаехали тут!
Обеспечив себе крышу по крайней мере на ночь, я настрелял у новых знакомых 100 рублей и начал разглядывать москвичей на предмет: велика ли разница между “нами” и “ими”? То есть – между
западными русскими и настоящими, российскими?
Оказалось, разница есть, и проявляется она даже в бытовых мелочах. Взять хотя бы то, что я не знал, как выглядит шаурма (фаст-фуд, продающийся кавказцами на всех базарчиках всех
российских городов). На сей раз мне пришлось с ней познакомиться очень подробно, потому что порция шаурмы – 18 рублей.
Кстати, в отличие от москвичей, я не чувствовал никакой неприязни к торгующим шаурмой южанам.
– А чего вы вообще так “черных” не любите? – поинтересовался я у админа Леши, поев в первый раз за день. – Они же у вас вроде вполне цивилизованные.
– Ха, это они сейчас цивилизованные, при Путине их дожали. А до этого почти десять лет они так хамили, что мы им это на всю жизнь запомним. Моя мама на базар ходить не могла – они женщин
вообще за людей не считали, чуть не силой “за палатку” тащили…
В отрыв
– Спать у тебя сегодня вряд ли получится, – честно предупредили меня админы Леша и Леня. – У нас отрыв будет. В Ригу позвонить можешь, но учти: все банки уже закрыты. Раньше завтрашнего дня, часов до двенадцати, ты денег не получишь. Но ты не бойся – кофе у нас надолго хватит!
…Выспаться в ту ночь действительно не получилось. В инет-кафе (неподалеку от Арбата, полчаса пешком) до шести утра громко танцевали, густо дымили и смотрели “мульты про Масяню”. Причем по несколько раз подряд каждый, отдавая предпочтение сериям “День радио” (пошел ты в жопу, директор!) и “Поездка в Москву” (“Ну я приеду к вам?” – “Ну давай…”).
Время от времени я, сидевший на рюкзаке в углу, просыпался и слышал обрывки реплик из мультиков: “Как пройти в Староколпакский переулок?” – “Мля, понаехали тут!”
“Дайте мне эту штучку!”
В середине второго дня (когда я уже привык спать сидя и есть шаурму) мне неожиданно удалось-таки дозвониться до Риги и получить деньги. После этого я часа на три засел в “Макдональдсе” – организм захотел привычной еды.
Но когда я попробовал купить минералки, то снова уперся в разницу между “нами” и “ими”. Оказалось, у русских разных стран культура потребления сильно отличается. Если в Риге мы едим, пьем и ездим на западной продукции, даже не задумываясь о том, что может быть иначе, то в российской обстановке это порождает конфликты. Попросив в ларьке (по-московски “палатке”) бутылку минеральной воды, повернутой ко мне английским текстом, я так и сказал:
– Дайте мне этого, Saint Springs .
– Чего?! – обиделась продавщица. – Чего вы выпендриваетесь? По-русски скажите.
– Я не знаю, как по-русски. “Святой ручей”, что ли?
– Во деревня… Это ж “Святой источник”. Вам какой святой источник, газированный или простой?
Масяня born to move
На третий день, прощаясь с обитателями Арбата, я вдруг понял, в чем разница между богатой страной, типа России, и бедной, типа Латвии.
В бедной стране все, что у тебя есть, ты должен обеспечивать сам в поте лица своего. В богатой тебе могут и помочь, потому что не жалко. Поэтому ежедневная забота о выживании москвичам
чужда.
– Есть три способа халявного прохода в метро, – объясняли мне обитатели Арбата. – За квартиру у нас только лохи платят. Бензин дешевый. Курьером или пекарем всегда можно устроиться. Чего
надрываться-то?
Все равно кардинально улучшить свою жизнь мы не можем. Это дело Путина там, Лужкова, ФСБ. А наше дело маленькое. Это вам, иностранцам, в Москве все время нужно рыпаться, чтобы выжить,
движения всякие совершать…
Когда я уезжал в Ригу, в голове у меня звучал последний московский хит – песня “Масяня born to move ” (“рождена, чтобы двигаться”), прослушанная мной за последние дни раз двадцать:
– Я Масяня, Масяня я, назвала так семья меня. При рожденьи отец сказал: Масяня born to move !